Конец эры - Страница 36

Ах, если б у себя могли мы
Увидеть все, что ближним зримо

Роберт Бернс, шотландский поэт (1759–1796)

Внутренность сферического хетского корабля приглушённо освещали биолюминисцентные пятна на стенах, выстроенные в линии. Когда мы с Кликсом оказались внутри, корабль перестал казаться формой жизни. Но и на космический аппарат он больше походить не стал. Нигде не было прямых углов. Вместо этого полы плавно загибались вверх и переходили в стены, которые так же плавно переходили в потолок. Не было и коридоров — помещения были прилеплены друг к другу наподобие сот, из каждого можно было пройти в соседнее не только на том же уровне, но также и уровнем выше или ниже.

Большинство проходов были постоянно открыты — как я понимаю, существам без индивидуальности уединение было ни к чему. Вход в некоторые помещения закрывался чем-то вроде клапанов — по-видимому, они использовались как склады.

Мы видели десятки брахиаторов; какие-то ходили, какие-то висели на жёстких обручах, которые, казалось, росли прямо из потолка. Ещё на борту было несколько троодонов, а также ползали бесчисленные хеты без носителей. Внутри корабли было прохладнее, чем где бы то ни было с момента нашего прибытия в мезозой, и пахло чем-то странным вроде типографской краски.

— Он огромен, — сказал Кликс, разводя руками. — Когда мы взлетаем?

Брахиатор, рыжие завитки на коже которого в тусклом освещении казались почти чёрными, что-то изобразил лицом.

— Мы уже давно летим, — сказал он своим высоким голосом.

— Невероятно, — сказал Кликс. — Я ничего не почувствовал.

— Зачем нужно что-то чувствовать во время полёта?

Кликс посмотрел в продолговатые глаза существа с их сбивающими с толку двойными зрачками.

— Очень хороший вопрос, — сказал он, ухмыляясь. — А где окна?

— Окна?

— Иллюминаторы. Прозрачные области. Места, где можно смотреть наружу.

— У нас нет ничего такого.

— Вы хотите сказать, что мы ничего не почувствуем и ничего не увидим? — в голосе Кликса прозвучало разочарование. — А я-то Мир Виртуальной Реальности считал надувательством…

— Мы можем позволить вам смотреть, если есть такое желание, — сказал брахиатор.

— Как?

— На поверхности сферы есть глаза. Вам просто нужно слиться с одним из них.

— Слиться?

— Объединить свой разум с разумом корабля. Разделить с ним то, что видит он.

— Постойте, — вмешался я. — Это что же — снова желе в голову?

— Да, — сказал брахиатор. — Малое количество.

Меня передёрнуло.

— Теперь мы можем войти с меньшим дискомфортом, — продолжал хет. — У нас теперь есть грубая карта активности вашего мозга. Участок, отвечающий за обработку зрительной информации, находится здесь. — Брахиатор изогнул спину так, чтобы одна из манипулятивных конечностей могла дотянуться до моей головы. Розовое щупальце постучало мне по затылку в районе основания черепа. Я подпрыгнул от прикосновения.

— Нет, спасибо.

— Да ладно, Брэнди, — сказал Кликс, — это тебя не убьёт. — Он повернулся к брахиатору. — Что я должен делать?

— Просто сядьте сюда. Прижмитесь спиной к стене. Да, вот так.

Позади Кликсовой головы из стены начало выступать голубое желе. Должно быть, хеты, сидящие внутри структур корабля. Желе коснулось его затылка прямо под волосами. Зрительный центр находится выше этого места… ах да, понятно. Они собираются войти в черепную коробку через большое затылочное отверстие. Умно́.

— Ты как? — спросил я Кликса.

— Нормально. Ощущения странные, но ничего не болит. Это как… О Боже! Это так здорово! Брэнди, ты должен это увидеть!

— Что?

— Мы на высоте нескольких километров! Дух захватывает.

Вопреки своим опасениям я уселся рядом с Кликсом и прижал спину к стене. Я ощутил затылком что-то тёплое и влажное, но Кликс был прав — больно не было. Потом я ощутил странное давление вокруг шейных позвонков. Внутри самого черепа нервных окончаний нет, так что я ничего не чувствовал, пока хеты продвигались сквозь него. Вдруг всё стало черно, и на одно долгое мгновение я перепугался, что хеты случайно повредили зрительную кору, и я ослеп. Но прежде чем я успел впасть в панику, в моём мозгу оказался кто-то другой, со своими мыслями, чувствами, стремлениями. Поначалу это были смутные, размытые формы, призраки чужого прошлого. Мало-помалу они приобрели очертания и объём. Чернокожий человек, его лицо, искажённое гневом, но странно знакомое. Это было лицо Кликса, только другое. Более узкое, глаза посажены ближе, шрам на лбу, реденькая бородка. Меня осенило: Джордж Джордан, отец Кликса, только лет на тридцать моложе, чем тот, которого знал я. Он дышал перегаром, он возвышался надо мной с кожаным ремнём в руке. О боже, нет! Перестань! Перестань! Пожалуйста, папа…

Снова чернота, соединение разорвано, хет, установивший его, похоже, догадался, что совершил ошибку. Неужели Кликс заглянул ко мне в голову так же глубоко, как я к нему? Что он теперь знает обо мне?

Я падаю сквозь пустое пространство, земля у меня над головой, ноги устремлены к звёздам. Я падаю быстрее и быстрее, падаю, падаю, падаю…

Изображение перевернулось — думаю, хет сообразил, что человеческий мозг переворачивает получаемое изображение, потому что глаз формирует его перевёрнутым. Теперь я поднимался, земля уменьшалась внизу, плыли редкие облака, небо становилось ближе, чернее, чище и холоднее.

Космос. Чёрт возьми, они поднимают нас прямо на орбиту. Звёздный купол вращался над головой, широкая лента Млечного Пути пробегала через моё поле зрения, словно усыпанная драгоценностями лопасть ветряной мельницы. Это было великолепно: бесчисленные светлые точки, пронзающие тьму, красные, жёлтые, белые, голубые, словно пересекающие окоём ёлочные гирлянды.