Конец эры - Страница 45

— Ну, когда я здесь появился в 2005, все были уверены, что Чинмэй стоит на пороге какого-то открытия. В смысле, ходили разговоры о поездке в Стокгольм, если вы меня понимаете, — он подмигнул.

— Вы хотите сказать, это было достаточно серьёзно для Нобелевки?

— По крайней мере, многие так считали. Конечно, она скорее всего поделила бы её с Алми из Вейцмановского института в Израиле — он делал похожий проект. Но Алми погиб в том странном землетрясении, и никто не смог продолжить его работу.

— Какая жалость.

— Это натуральное преступление, вот что это было. Многие считали его новым Эйнштейном. Мы можем никогда больше не узнать то, что знал он.

— А что случилось здесь? Почему Чинмэй забросила исследования? Или они ни к чему не привели?

— О, они продвигались вполне успешно. Ходили слухи, что она близка к демонстрации состояния остановленного времени. Но потом её…

— Её что?

— Вы ведь хорошо её знаете, сэр?

— Я приехал из Торонто только затем, чтобы с ней увидеться.

— Тогда вы должны знать о её проблемах.

— Проблемах?

Дэн явно чувствовал себя неловко, словно случайно вступил во что-то отвратительное. Я пристально смотрел на него.

— Ну, — сказал он, наконец, — только никому не говорите, потому что у меня тогда будут огромные неприятности, но, в общем, кое-что плохое случилось с Чинмэй где-то пять лет назад. — Дэн оглянулся через плечо убедиться, что никто не подслушивает. — В смысле, мне она никогда об этом не рассказывала, но ходят слухи. — Он покачал головой. — На ней напали, доктор Теккерей. Изнасиловали. Очень жестоко. Она потом неделю пролежала в больнице, а потом на больничном — вы знаете, как это называется, «для восстановления сил» — бо́льшую часть года. Рассказывали, что он насиловал её три часа и… в общем, резал её. Ножом. Она там вся исполосована. Ей повезло, что она осталась жива. — Он сделал длинную паузу. — Правда, она сама, похоже, так не думает.

Я содрогнулся.

— Где это случилось?

— У неё дома, — печально ответил Дэн. — С тех пор она стала совсем другая. Если честно, вообще никакая. Её работа в основном заключается в составлении расписания работы на циклотроне других людей вместо своих собственных исследований. Её здесь держат в надежде, что в один прекрасный день прежняя Чинмэй вернётся. Но прошло уже пять лет. — Он снова покачал головой. — Это трагедия. Кто знает, чего бы она достигла, не случись всего этого?

Я тоже покачал головой, пытаясь прогнать из неё мысленный образ подвергшейся насилию женщины.

— И правда, кто знает? — сказал я, наконец.

Я снова явился в TRIUMF на следующий день рано утром. В этот раз, к моему удивлению, доктор Чжуан пригласила меня в свой крошечный офис. На стенах были развешаны награды и дипломы, но все с давним датами. Книги и бумаги были повсюду. Как только я вошёл, мы осознали проблему — в офисе был только один стул.

— Прошу прощения, доктор Теккерей. Я уже давно не принимала здесь посетителей. — Она исчезла за дверью и через пару минут вернулась, катя перед собой офисное кресло. — Надеюсь, это подойдёт.

Я уселся и выжидающе посмотрел на неё.

— Мне жаль, что у вас так получилось с женой, — сказала он без предисловий.

— Мы по-прежнему вместе.

— О, я рада. Вы, несомненно, очень её любите.

— Это точно. — На несколько секунд повисла пауза. — Вы прочли дневник до конца?

— Да, — ответила она. — Дважды.

— И?

— И, — медленно сказала она, — на основании десятков мелких деталей, которых вы никак не можете знать, я заключила, что он подлинный. Я считаю, что он действительно описывает то, что могло стать возможным в результате моих исследований.

Я выпрямился.

— Значит, вы можете к ним вернуться! Мы можете изобрести стазис и машину времени. Чинмэй, вы можете получить Нобелевку!

— Нет, — её лицо было абсолютно бесцветным. — Всё кончено. Навсегда.

Я смотрел на неё, всё ещё не понимая. Она казалась такой хрупкой, такой уязвимой. Наконец, я тихо спросил:

— Почему?

Она отвернулась; я видел, что она собирает какие-то внутренние силы. Я ждал так терпеливо, как мог, и примерно через минуту она заговорила.

— Физики и палеонтологи, — сказала она. — В каком-то смысле и те, и другие — путешественники во времени. Мы охотимся за началом всего.

Я кивнул.

— Как физик, я пытаюсь разобраться, как возникла вселенная. Как палеонтолога, вас интересуют истоки жизни. — Она развела руками. — Но факты таковы, что, несмотря на все усилия, мы останавливаемся, не дойдя до цели. Происхождение материи так и не имеет удовлетворительного объяснения. О, мы можем долго говорить о квантовомеханических флуктуациях в вакууме, которые могли спонтанно породить первую материю, но мы ничего не знаем наверняка.

— Ага.

— И вы тоже, — продолжала она, — можете прочесть ископаемую летопись почти до самых истоков жизни, но как она появилась, никто так толком и не знает. Мы туманно рассуждаем о самореплицирующихся макромолекулах, якобы спонтанно возникших в результате случайного стечения обстоятельств.

— К чему вы клоните? — не выдержал я.

— К путешествиям во времени, доктор Теккерей. И к их неизбежности.

Я окончательно запутался.

— Неизбежности?

— Они неминуемо должны были появиться. Будущее должно иметь возможность ретроспективно переписывать своё прошлое. — Она немного подалась вперёд. — В один прекрасный день мы научимся создавать жизнь в лаборатории. Но мы сможем это сделать лишь способом обратного проектирования, разбирая на части существующую жизнь. Жизнь должна быть построена по известной модели.