Конец эры - Страница 50

Хет непрерывно бомбардировал меня вопросами, большинство которых казалось вполне безобидными. Но сразу после того, как меня отобрали для участия в путешествии во времени, я перечитал всего Герберта Уэллса. И одна строчка с тех пор засела в памяти: «Я поступил безумно, рассказав Великому Лунарию…» Я прикладывал все силы к тому, чтобы мои ответы звучали нейтрально и незлобиво. Через некоторое время я решил, что хет уже накопил передо мной достаточный информационный долг, чтобы почувствовать себя обязанным ответить на некоторые мои вопросы, так что я, наконец, коснулся темы, которая меня интересовала больше всего.

— Я бы хотел узнать о вашей биологии, — сказал я.

Троодон не повернул голову ко мне, когда я заговорил, а продолжал идти, глядя вперёд и обратив ко мне двухсантиметровую вертикальную щель одного из своих ушей.

— У меня нет слов, чтобы это объяснить, — сказал он, наконец.

— Да брось. Я — опытный биолог, и в твоём распоряжении весь мой словарный запас. Давай попробуем, хорошо? Вы, очевидно, не состоите из клеток, как земные формы жизни. Вы должны состоять из значительно меньших составных частей, иначе вы не смогли бы просачиваться сквозь кожу.

Троодон тряхнул головой.

— Разумное предположение.

— Но что это может быть? Я немного знаю о Марсе. Химически он достаточно похож на Землю, так что я не думаю, что у вас с нами совершенно ничего общего. Кроме того, вы можете существовать в земных условиях без защиты.

— Да-а-а.

Зверюга начинала меня бесить.

— Звезда-а-а! Что вы такое, скажи! Что заставляет вас тикать?

— Тикать? Мы не бомбы.

Я не был на этот счёт так уверен, но вслух ответил:

— Я знаю, чем вы не являетесь. Я хочу знать, чем вы являетесь.

Животное посмотрело вниз, в землю, словно в поисках подходящих слов для выражения концепции. Наконец, оно повернуло голову ко мне и сказало:

— Мы очень малы и в то же время очень велики.

Я глядел в эти огромные жёлтые глаза, хотя и знал, что они были поэтическим зеркалом души рептилии-троодона, а не хета. Это было словно дельфийское пророчество, и всё же я как-то увидел, к чему хет клонит; возможно, потому что на основании моего опыта двух кратких слияний с марсианами я уже начал многое подозревать.

— Вы состоите из микроскопических частиц, но на самом деле вы — одно огромное существо, — сказал я и вспомнил о хете размером с пляжный мяч, появляющемся из тела трицератопса. — Мы можете сливаться в большие конгломераты или распадаться на мелкие фракции. Но вы — колониальные существа, как кораллы, только без рифа, способные разделяться на крошечные составные части — меньшие, чем клетки — и проникать внутрь живой материи. — Я бы никогда не послал такую дикую догадку в научный журнал, но чувствовал, что иду по верному пути. — Я ведь прав, не так ли?

— Да-а-а. Правоват, во всяком случае.

Я решил начать с основ.

— Основой земной жизни являются самовоспроизводящиеся макромолекулы, называемые нуклеиновыми кислотами.

— Мы это знаем.

— В основе вас также лежат нуклеиновые кислоты?

— Да-а-а, мы — нуклеиновые кислоты.

Забавная формулировка.

— Какие? ДНК?

— Это та, что содержится в ядре ваших клеток? Двойная спираль? Да-а-а, некоторые из наших составных частей — ДНК.

— А остальные ваши составные части?

— Не дезоксе.

Мне пришлось прокрутить ответ троодона в голове несколько раз, прежде чем я догадался, о чём он.

— А, ты о РНК. Рибонуклеиновая кислота.

Пасть рептилии приоткрылась, блеснув ножевидными зубами, затем горло дёрнулось и исторгло:

— Да-а-а

— Что-нибудь ещё?

— Протеин.

На мгновение я замолк, переваривая. Мы — нуклеиновые кислоты, сказал он. Я подумал об этом и подумал о РНК. Цепочка нуклеотидов, существующая в цитоплазме клетки, она также ассоциируется с долговременным хранением информации и — вот оно! — с вирусами.

— Вы — вирус, — сказал я.

— Вируссс? — Троодон словно бы пробовал слово на зуб. — Да-а-а, вируссс.

Это всё объясняло. Вирусы на несколько порядков меньше клеток, их размер от ста до двух тысяч ангстрем. Вирусная форма жизни могла бы с лёгкостью проскальзывать в промежутки между клетками и таким образом просачиваться сквозь кожу, мышечную ткань и органы. Но… но…

— Но вирусы ведь на самом деле не живые, — сказал я.

Троодон посмотрел на меня; золотистые глаза поймали солнечный луч.

— О чём говоришь ты?

— Я имею в виду, вирус неполноценен без носителя.

— Носителя?

— Настоящего живого организма. Вирус состоит из инструкций, сохранённых в виде ДНК или РНК, покрытых белковой оболочкой. Они не могут расти и не имеют возможности самостоятельно размножаться; поэтому и считается, что они не живые. Им нужно…

Троодон бесхитростно моргнул.

— Да-а-а?

Я молчал. Вирусам нужно подчинить, захватить, наводнить клеточную машинерию растения или животного. Тогда они заставляют клетки производить его, вируса, собственную нуклеиновую кислоту и делать копии его протеиновой оболочки. Я попытался вспомнить пример вируса, действие которого полезно для носителя, но не смог. Вирусы по определению патогенны, опасны для клеточной жизни, вызывают болезни от гриппа и полиомиелита, кори и простуды, до эпидемии СПИДа конца 90-х — начала 2000-х. Собственно, из-за СПИДа вирусные исследования стали довольно горячей темой в западной науке, как в предыдущем десятилетии — орбитальные оружейные комплексы. В этот раз, правда, деньги не были выброшены на ветер: средство против СПИДа было одобрено для лечения людей в 2010. По сути, это лекарство — удачно названое «Избавление» — было способно нейтрализовать практически любой вирус, используя процесс под названием адаптивное фрактальное связывание; теперь оно использовалось для лечения всего — от простуды и гриппа до эболы.